Правозащитное движение в России -- уникальное явление. Люди, занимающиеся этой, казалось бы, благородной деятельностью, часто вызывают у населения не уважение, а, наоборот, крайне негативную реакцию. В особенностях российских правозащитников попыталась разобраться съемочная группа Infox.ru.
В России действует несколько десятков правозащитных организаций. Их можно разделить по сферам интересов – одни занимаются защитой национальных меньшинств и иммигрантов, другие – защитой призывников, третьи – правами автомобилистов. Но все они по сути защищают рядовых людей от государства или его институтов. И потому правозащитники противопоставляются государственной власти.
По словам лидера движения «За права человека» Льва Пономарева, правозащитная деятельность неизбежно приводит к политической борьбе. «Мы одному человеку помогаем, второму, третьему и видим, что это системная проблема. Тогда мы начинаем выступать уже не против чиновника, а против того органа, где он работает», -- объяснил Пономарев. Борьба с государственным ведомством, по мнению Пономарева, это уже борьба с властью, из-за которой правозащитники считаются врагами системы. Лидер движения «Гражданское содействие» Светлана Ганнушкина считает, что правозащитные организации занимаются теми проблемами, которыми не занимается власть, и из-за этого они находятся в постоянной дискуссии с ней.
А вот по мнению Ольги Костиной, лидера движения «Сопротивление», выстраивать работу с властью можно, не вступая с ней в конфликт. «Сопротивление» занимается помощью жертвам и свидетелям в уголовных преступлениях. «Как можно, не вступая в контакт с МВД, защищать права этих людей? Можно настоять на встрече и попытаться объяснить, что они не правы, а можно нарисовать плакат «Нургалиева на мыло» и выйти с ним на улицу. Тоже выход. Вряд ли это поможет потерпевшему, но красиво», -- считает Костина. По ее мнению, использовать людей, пострадавших от каких-то чиновников, для собственной политической борьбы – некрасиво.
Не большую симпатию испытывают независимые правозащитники к организациям, лояльным власти или ею образованным. Для таких правозащитников они даже придумали специальное название «ГОНГО», что означает «государством образованные негосударственные организации». По мнению Светланы Ганнушкиной, они организуются, чтобы создать иллюзию диалога власти с гражданским обществом.
Впрочем, с российским обществом у правозащитников также складываются неоднозначные отношения. По словам руководителя ВЦИОМ Валерия Федорова, даже известные правозащитники не являются лидерами общественного мнения. «Люди их либо вообще не знают, либо, если и слышали, не считают достойными уважения. Почему? Эти люди борются за те ценности, которые абсолютное большинство людей не разделяет», -- считает Федоров. По словам социолога, россиян сейчас волнуют их социальные и экономические права, а не политические. С этим связано отсутствие интереса к правозащитникам, чья деятельность близка к политической.
Негативную реакцию людей, по мнению социолога, вызывает направление деятельности правозащитников. Большая часть населения не понимает, почему надо защищать преступников, находящихся в тюрьме (правами заключенных занимается движение «За права человека»), или чеченцев, подозреваемых в связях с боевиками (политическими репрессиями на Кавказе занимается центр «Мемориал»).
Сами правозащитники соглашаются, что доверие населения они в последние годы потеряли, хотя причины этого видят в другом. По словам президента Молодежного правозащитного движения Андрея Юрова, за последние 10 лет количество молодых людей, желающих стать правозащитниками, уменьшилось приблизительно в 100 раз. По его мнению, раньше было модно заниматься некоммерческими проектами и иметь активную жизненную позицию, а сейчас такие начинания кажутся молодежи абсолютно маргинальными. «Если эта тенденция продолжится, то через несколько лет от нас ничего не останется, никакие молодые люди к нам не придут», -- заключил Юров.
Правозащитники считают, что потеря общественного доверия – это результат направленной пропаганды со стороны властей. Президент Центра демократии и прав человека Юрий Джибладзе напомнил, что Владимир Путин после прихода к власти попытался договориться с независимыми правозащитниками и встроить их в систему государственного управления. Но сделать это не удалось. Тогда и произошло разделение правозащитников на государственных и оппозиционных. «Тех, кого можно построить, встроить в какие-то структуры, профинансировать, дать какие-то карьерные стимулы, -- с ними начали работать таким образом. А тех, кто был не готов встраиваться в вертикаль власти, начали контролировать другими способами – с помощью законов, с помощью негативной информации в СМИ», -- считает Джибладзе.
«Для этого было сделано все, что только можно, -- говорит Светлана Ганнушкина о причинах негативного отношения к правозащитникам. – Мы шакалим у посольств, как известно. И все время повторяется эта известная фраза, что кто платит, тот заказывает музыку».
Слова о том, что правозащитники шакалят у посольств, принадлежат Владимиру Путину. Они были произнесены в 2007 году. В этой же речи бывший президент заявил, что цель правозащитных организаций, существующих на западные деньги, – ослабить и разобщить Россию. В результате такое виденье деятельности правозащитников сложилось и у населения.
Вопрос финансирования – это основная тема претензий населения к правозащитникам, а самих правозащитников – друг к другу. Ситуация кажется безвыходной: если НКО получают западные гранты, их обвиняют в том, что они работают на западные страны, а если финансируются в России – в том, что они действуют исключительно в интересах власти. Откуда брать средства, чтобы не попадать ни под одно из этих обвинений, непонятно.
Оппозиционные власти правозащитники признают, что их организации существуют исключительно за счет западных грантов, но при этом уверяют, что никакие условия им выполнять не приходится. «Мы подаем заявку. Например, дети-сироты. И мне дают грант на работу с сиротами. И я по ней отчитываюсь», -- рассказал о том, как действуют система получения грантов, Лев Пономорев. По словам правозащитника, он постоянно ищет способы финансироваться в России, но ничего не находит. Пономарев как-то уже подавал заявку на получение гранта Общественной палаты, и его кандидатура была утверждена, но ее, по словам правозащитника, не согласовали в Кремле.
Движение «Сопротивление» в 2009 году грант ОП РФ получило. Лидер движения Ольга Костина ничего плохого в распределении государственных денег не видит. «Во всем мире власть раздает и куда большие деньги. Власть нуждается в правозащитниках», -- считает Костина. По ее словам, получение государственных грантов не влечет подконтрольность власти.
В итоге получается, что на вопрос, заставляют ли источники финансирования НКО работать в интересах грантодателей, все правозащитники одинаково отвечают «нет», когда речь идет о них самих. Но начинают сомневаться в этом же, когда речь заходит об оппонентах.
По словам правозащитников, с приходом к власти Дмитрия Медведева несколько изменился информационный фон. Во всяком случае, политики федерального значения больше не позволяют себе негативных высказываний о деятельности НКО. Но на будущее правозащитных организаций в России они смотрят по-разному. Ольга Костина, например, весьма оптимистично. По ее словам, власти сейчас выгодно сотрудничать с правозащитниками, а не управлять ими, для того чтобы вовремя узнавать о собственных проблемах. Андрей Юров, наоборот, считает, что сейчас в России для правозащитного движения наступили наиболее сложные времена.
