По итогам минувшего года «РИА Рейтинг» провело очередное исследование зарплат и социального расслоения по регионам страны. По сравнению с предыдущими годами ничего особо не изменилось: самый выскокооплачиваемый регион по-прежнему экстремальный и ресурсный Ямало-Ненецкий АО (за ним, кстати, выстроились остальные экстремальные регионы до самой Чукотки плюс Москва). Самые бедные — северокавказские республики.
Индекс неравенства (пресловутый Джини) наиболее высок в столице и на Сахалине, далее следует остальной Дальний Восток.
В принципе это очевидный ответ на целый ряд вопросов:
1) Почему именно в «ресурсные» регионы происходит столь активная миграция из демографически активных, но экономически депрессивных южных республик (и не только российских, но и экс-союзных);
2) Почему именно туда сейчас перенесен, так сказать, нерв межконфессиональной напряжённости и этнической оргпреступности и почему ячейки всякого нехорошего направления появляются именно там (речь, напомним — о землячествах из бедных краёв, приезжающих отщипнуть себе от местного богатства, как какие-нибудь сицилийцы в Нью-Йорк. Большинство последних тоже впахивали грузчиками, но попутно активно образовывали тайные общества и производили из своей среды «донов»);
3) Почему, помимо всего прочего, благополучная Москва, где каждый пятый зарабатывает за сто тысяч, является также и центром российской фронды по любому поводу.
Грубо говоря, если в Дагестане протестность имеет характер «традиционно-социальный» (представители какого-нибудь цеха против нормы, усложняющей им жизнь), а в нефтегазовых регионах бедность и «понаехатость» суть синонимы, – то в столице мы имеем дело с «протестами амбиций». То есть выходят модного вида первокурсники и начинают с серьёзным видом возмущаться тем, что они платят налоги и не хотят жить в нищете, а потому всю систему надо менять.
Что, однако, стоит отметить: вся эта конфликтность на общемировом фоне конфликтностью вообще не является. Потому что социальный перепад у нас, конечно, существует и между разными регионами, и между беднейшими и богатейшими. Но основная масса жителей находится более или менее в одной части социального спектра. То есть граждане, зарабатывающие сто тысяч в месяц, по-прежнему живут зачастую через дверь (или через двор, если в хрущёвскую застройку воткнута понтовая высотка) от граждан, зарабатывающих двадцать тысяч. Разделение на «богатые» и «бедные» зоны идёт весьма медленно (а сейчас, в связи с замиранием рынка недвижимости, и вовсе затормозилось). До сказочных мега-посёлков Подмосковья, где в загадочной изоляции проживает пара процентов населения, и тем, и другим далеко примерно одинаково.
Разумеется, признаки социальной изоляции имеются — что естественно почти на четвёртом десятке строительства буржуазного общества. Но они всё ещё выражены слабо в большинстве регионов.
Это совсем не то же самое, что привычное любому землянину от Александрии до Чикаго деление на хорошие и плохие районы/предместья.
Но и это ещё не всё. Если в бедной Ингушетии медианная зарплата чуть более 15 тысяч, а в «богатой» Тюменской области 28 — это ещё не настоящий перепад (к тому же сглаживаемый разницей в ценах).
Совсем другая картина в каком-нибудь упомянутом уже Чикаго, где если вы местный, отнюдь не понаехавший негр, то ваш медианный доход почти в три раза меньше, чем у местного же белого — и так уже не первое поколение. И живёте вы не через дверь, а в разных районах одного города. То есть изолированные социально-культурные группы проживают хоть и не вместе, но всё равно рядом.
И в таких местах, как легко понять, «социальным благополучием» считается ситуация, когда гетто тихо варится в своем метамфетаминовом бизнесе и время от времени банда «Хастлеры с угла 4-й» начинает постреливать в «Вице-лордов». А «социальным неблагополучием» – когда они вместе, прихватив «Чёрных учеников» и какой-нибудь «Закон 13-й», начинают громить окружающие улицы, переворачивать машины и выносить технику из магазинов.
Возвращаясь к отечественным реалиям — мы приходим к несколько парадоксальному выводу. Главным предохранителем от настоящих социальных (этнических, конфессиональных и пр.) конфликтов у нас служит отсутствие того самого обширного среднего класса, который считается в т. н. развитом мире главной гарантией социальной стабильности. Потому что наличие обширного, притом отделённого, но проживающего рядом социального изолята, поколение за поколением живущего богаче своих бедных соседей (особенно если он ещё и состоит из граждан другого оттенка кожи и культурной традиции) есть источник непрерывных болезненных сравнений.
Известно, что ненавидеть по-настоящему, практически — можно только соседей, а не абстрактные сущности вроде олигархов.
И в этом плане идея установления социальной гармонии через создание резко отдельной благополучной прослойки выглядит шагом в сторону усиления конфликтности.
То есть залогом действительного гражданского мира по-прежнему является, так сказать, «инклюзивное развитие» – с максимальным вовлечением в благополучие всех жителей.
Кстати, в последнее время у социологов стало общим местом утверждение, что «российский средний класс по сравнению с концом нулевых — началом десятых размывается».
Совпадение или нет, но пик гражданской конфликтности у нас, как мы помним, также пришёлся на 2010-2013 годы.
Читать также:
Как устроена современная экономика
Почему вопрос о достоинстве русского человека является фундаментальным
Российская недвижимость оказалась суррогатом
