Патриарх попробовал ЛСД, а Эйнштейн заделался юмористом. В театре «Практика» вышел спектакль Ивана Вырыпаева по его же пьесе «Комедия». По форме это стэнд-ап комеди, а по содержанию – философские скетчи на тему абсурдности бытия.
В чеченском метро
«Гитлер попал в иудейский рай. Вокруг одни великие праведники. Пораженный, он спрашивает у Моисея: - Как же так, я же вас ненавидел, я же вас убивал! - Так это же комедия, - отвечает Моисей. - Что комедия? – не понимает Гитлер. - Ну – вот это. - Что «вот это»? - Ну – вот».
Целый час два актера, Валерий Караваев и Инна Сухорецкая, по очереди рассказывают зрителю не то анекдоты, не то притчи. Завязка у всех историй вполне анекдотическая, но они затянуты, а развязка не смешная. До того не смешная, что зритель начинает хохотать – то ли над нелепостью этой дурацкой развязки, то ли над собой, разинувшим-было варежку в надежде «поржать». А Ивану Вырыпаеву, похоже, этого и надо было. В интервью он рассказывает, что хотел сделать спектакль-исследование о том, что такое юмор сегодня. Но исследует он не столько природу юмора, сколько природу человека. Эту нашу несовершенную природу, в которой высшее уживается с низшим, и потому самое точное слово для описания которой - абсурд.
Патриарх принимает ЛСД, просит бога примирить всех людей – и тут же видит, что Бог исполнил его просьбу. «Я еще ничего не сделал, - отвечает Бог. – Просто ты зачем-то проглотил третью дозу». Русские шахидки Василиса и Анфиса едут в чеченском метро и выясняют, что муж одной был любовником другой. Президента прохватил понос на саммите по общечеловеческим ценностям. Представители всех правительств и религиозных конфессий обделались тоже – из солидарности. Не обделался только кришнатит. Так и сидел весь в белом, пока обо..анный президент взывал: «Все религии приводят к одному Богу – не ссорьтесь»…
Иван Вырыпаев и теория относительности
Все эти диковатые, внешне замаскированные под рядовой стэнд-ап истории виртуозно написаны и отлично выстроены. Словом, вырыпаевский спектакль столь же обманчив, как и его оформление (художник Маргарита Аблаева): выложенное на заднике бело-красными шариками для пинг-понга слово «Соmedy» вроде бы предвещает попсу, а спектакль оказывается вполне философским. И все его детали – вроде вязаной шапки, очков, кроссовок в сочетании с белым невестиным платьем у Инны Сухорецкой и аляповатой футболки Валерия Караваева, их диковатые танцы под "Битлов" и неожиданные интонации, на самом деле точны до изыска. Говоря попросту, за легкой формой в спектакле кроется философское содержание. Столь неожиданное и витиеватое, что его сразу и не понять. Такова, кстати, и сама биография Вырыпаева. В конце 90-х актер из Иркутска решил раздвинуть рамки традиционного театра, чем умудрился так разозлить местных театральных начальников, что власти практически выгнали Вырыпаева из города (он до сих пор им благодарен – за то, что дали стимул ехать в столицу). Потом встревожил всю Москву своим «Кислородом», в котором за историей Санька из Серпухова, убившего жену из-за столичной девушки Саши, скрывался манифест поколения родившихся в 70-е. Поколения, выросшего на сгибе эпох, и потому катастрофически не добравшего кислорода.
Потом было «Бытие №2», написанное в соавторстве с некой пациенткой психиатрической клиники, и «Июль» с монологом маньяка и людоеда (режиссер всех трех спектаклей – Виктор Рыжаков), повергший жюри национальной премии «Золотая маска» в такое шоковое состояние, что никакой премии изумительно сделанному спектаклю не дали. В общем, тексты и спектакли Вырыпаева привыкли упрекать в излишней маргинальности. Но сегодня он, похоже, выходит за ее пределы. Он явно стремится в те выси, где прежде обитали Антонен Арто, Ежи Гротовский, и другие театральные мыслители, путаники и бунтари. И он, кажется, имеет на это право. Из новых русских интеллектуалов составить ему компанию пока некому. И потому этот философ-одиночка облекает свои грустные размышления о жизни в форму абсурдных анекдотов. Ну, словом, поступает как мальчик, к которому в финале спектакля «Комедия» является ангел, предрекая, что тот станет великим юмористом. «Твоей шутке про Цюрих и поезд будет рукоплескать все человечество», - говорит Ангел.
«Если вы хотите, чтоб я объяснил мою теорию относительности в двух словах, то это когда Цюрих приедет к поезду», - высвечиваются на пинг-понговских шариках слова Альберта Эйнштейна.
