Разрешите сайту отправлять вам актуальную информацию.

09:00
Москва
25 ноября ‘24, Понедельник

Театр начинается с травмы

Опубликовано
Текст:

Понравилось?
Поделитесь с друзьями!

Нужен ли театр современному обществу, пытались решить два часа подряд Анатолий Смелянский, Кирилл Серебренников, звезда немецкой режиссуры Томас Остермайер и студенты. В Школе-студии МХАТ при участии Немецкого культурного центра имени Гете прошел «круглый стол» по проблемам современного театра.

Драматичный и травматичный

Слухи о скорой смерти театра сильно преувеличены. По крайней мере, так считает Кирилл Серебренников. На занятия к своим студентам, будущим актерам и режиссерам, он пригласил Томаса Остермайера, 40-летнего худрука берлинского «Шаубюне», европейскую знаменитость, прославившуюся в Москве спектаклями, показанными на фестивале NET.

«Театр в постдраматическую эпоху» -- эту тему для обсуждения предложил Остермайер. Однако остряки из Школы-студии мгновенной переименовали ее в «театр посттравматический». В русском театре что ни историческая веха, то какая-нибудь травма.

«Границы у нас теперь открыты, но мы все-таки до сих пор живем в некоторой изоляции», -- заметил, открывая встречу, Анатолий Смелянский. И вспомнил, как в прежние годы великий театровед Константин Рудницкий, услышав, что в Москве гастролируют иностранцы, неизменно парировал: «К нам хорошего не привезут». Ситуация давно изменилась, но мы по-прежнему ленивы и нелюбопытны. Вдобавок и разговор о театре становится все беднее: театральных изданий сегодня практически нет, театроведы переквалифицировались в журналистов. Так что объяснить широкой публике какой-нибудь термин вроде «постдраматического театра» сегодня просто некому.

Эту миссию на встрече со студентами взял на себя Томас Остермайер. В центре традиционного драматического спектакля всегда была пьеса, а в пьесе должна быть конфликтная ситуация -- столкновение интересов персонажей, которое проявляет их внутреннюю суть. «Я помню историю про террористов, которые захватили на летном поле самолет с заложниками. За окнами была жара, но воду им давали раз в сутки по небольшому стакану. И вот супружеская пара: муж не выдержал, выхватил у жены стакан и выпил. Когда их освободили, они развелись. Так драматическая ситуация выявляет характер человека».

Что же происходит сегодня? С одной стороны, театр больше не хочет видеть литературу посредницей между ним и жизнью. С другой, жизнь настолько изменчива и расщеплена на эпизоды, что линейный, а не мозаичный рассказ о ней просто невозможен.

Однако в сегодняшней Германии существует некий перекос, считает Остермайер: постдраматический театр воспринимается как единственно возможное и прогрессивное движение. Систему же Станиславского немецкие критики, ко мнению которых публика прислушивается куда больше, чем в России, считают безнадежной архаикой.

Куда идти и что там впереди

У нас же критика, как считает Кирилл Серебренников, практически перестала анализировать театральный процесс, превратившись в рекламу или антирекламу. В отличие от немецкого театра, решающего самые острые социальные проблемы, русский театр все еще никак не может выбрать, что он такое: социальный инструмент или разновидность передачи «Аншлаг».

«У нас в театр приходят, чтобы забыться. Но это ведь прямое свидетельство несвободы и самоцензуры. Только несвободные, навсегда испуганные системой люди боятся откровенно обсуждать свои проблемы», -- говорит Серебренников. Именно поэтому, считает он, думающие молодые люди сегодня предпочитают театру хорошее кино и выставки на «Винзаводе»: «Я как-то попал на Ночь музеев. И увидел сотни, тысячи думающих молодых людей: почему они не идут в театр?» Ответ напрашивается сам собой: театр не хочет говорить с ними об их проблемах. Театр надевает немыслимые шляпы и кринолины и, фальшиво завывая, играет «Три сестры»…

Впрочем, не все так плохо. Посмотрев на большой сцене МХТ поставленную Серебренниковым «Трехгрошовую оперу», Томас Остермайер признался, что откровенно завидует русскому режиссеру. Во-первых, потому, что в Германии на такой спектакль пойдет только театральный истеблишмент, а московский зал заполняет средний класс, чрезвычайно живо на все реагирующий. Во-вторых, как сказал немецкий режиссер, «у вас есть возможность прочесть «Трехгрошовую оперу» адекватно российской ситуации. Вся эта армия нищих на сцене вышла из московского метро. И потом, я заметил, что Мэкки-Нож, который умеет красиво всех обмануть, для русских куда важнее, чем идея справедливости».

Театр и 3D

Присутствовавшая на встрече преподавательница РАТИ, специалист по истории театра Наталия Пивоварова, напомнила залу, что идея строить театр не только на литературе, возникла ровно сто лет назад. Ею, скажем, увлекался еще Мейерхольд. Так что для передовых российских режиссеров «постдраматический театр» стал актуальным еще в начале ХХ века.

А Анатолий Смелянский вспомнил о пометке, оставленной Станиславским на режиссерском экземпляре «Чайки» (причем как раз на одной из реплик Треплева, которого играл Мейерхольд). «Наливает стакан и опрокидывает», -- написал Станиславский и рядом добавил: «Прием, конечно, дешевый, но публике понравится…»

«Это я к тому, -- пояснил Анатолий Смелянский, -- что не брать в расчет публику в театре нельзя. Сейчас в театре может появиться 3D, 8D и 16D -- все будем делать, чтобы вас заинтересовывать. Но театр все равно будет о человеке, потому что человек -- существо стационарное, изменить его нельзя…»

Что же можно изменить? Замкнутость русского театра на самом себе. Для этого, по мнению Смелянского, стоит пригласить Томаса Остермайера на постановку в МХТ. Стоит отправить российских студентов поучиться в Германию, чтобы встречи, подобные этой, не стали одноразовой инъекцией.

За неоценимый вклад

Почему же ректор Школы-студии называет сегодняшнюю ситуацию тревожной, а успешный режиссер Серебренников повторяет, что театр в России -- это всегда битва?

Вместо ответа приведем несколько фактов. Как сказал Томас Остермайер, дотация «Шаубюне» составляет примерно €15 млн в год -- ни одному российскому театру такое и не снилось. Сам он пришел к руководству «Шаубюне», сменив на этом посту знаменитого Петера Штайна. Тогда Остермайеру было 30. Десять лет подряд, день за днем он воспитывал новую публику, собственную труппу, да и самого себя. А теперь попробуйте вспомнить средний возраст худруков московских театров.

Двухэтажный туристический автобус вышел в первый тестовый рейс по Ярославлю
Реклама