Режиссер Виктор Рыжаков, постановщик знаменитого «Кислорода», «Бытия № 2» и «Июля» по текстам Ивана Вырыпаева, придумал сценический эквивалент пьесе Кшиштофа Бизё «Рыдания». Три женские истории на сцене театра «Практика» исполнила одна актриса -- Светлана Иванова.
В конце 90-х бюро архитектора Кшиштофа Бизё в польском городе Щецине располагалось в одном здании с офисом известного театрального режиссера Анны Аугустинович. Как-то раз Бизё поднялся в этот офис и оставил свою рукопись. Так в 2001 году началась его карьера драматурга. С тех пор он пишет для радио и ТВ, работал с Анджеем Вайдой над сценарием «Катыни», закончил курсы кинорежиссуры и недавно снял свою первую короткометражку «Вcя маленькая ложь Анны». Три монолога женщин разных поколений 39-летний автор нигде не подслушал, а придумал сам. Вернее, как выразился Бизё на встрече со зрителями, «я ничего не придумал – это три моих монолога». За подобные высказывания в Польше его и называют женским драматургом. Хотя, как утверждает автор, у него есть пьеса, герои которой сплошь мужчины.
А шарик летит
В кратком пересказе пьеса «Рыдания» напоминает песню Булата Окуджавы: «Девочка плачет – шарик улетел…» После девочки плачет женщина -- «муж ушел к другой». В финале «плачет старуха – мало пожила…». В «Рыданиях» плачут представительницы одной семьи: мать, дочка и бабушка, что, вероятно, и навело Виктора Рыжакова на мысль дать все три монолога одной актрисе.
Сюжеты «плачей» вполне обычны: 44-летняя мать потеряла работу, впала в депрессию и украла в магазине дорогое пальто -- то ли для того, чтобы произвести впечатление на будущего работодателя, то ли просто антидепрессант вовремя не подействовал. 18-летняя дочь ненавидит родителей и мечтает о суперджинсах с красными вставками. Ради денег она отдается вызывающему у нее отвращение ухажеру. 67-летняя бабка ведет нескончаемый диалог с умершим мужем, мечтает выиграть в лотерею и становится жертвой юной наркоманки...
Словом, ничего особенного в пьесе не происходит -- разве что из словесного потока бабки зритель понимает, что вещает она уже с того света. Все три монолога (в отличном переводе Ирины Киселевой) выстроены, как в опере, от пьяно к фортиссимо. Эмоции накаляются с каждым словом, так что в конце можно либо сойти с ума, как мать, либо орать и махать руками, как дочь, либо обнаружить себя на том свете, как бабка.
Архитектор Кшиштоф Бизё специализируется на охране и восстановлении памятников. В драматургии он, похоже, занимается тем же: восстанавливает на бумаге происходящее в сознании героинь с осторожностью и тщательностью, как реставратор обветшавшее здание или статую…
Тайны японской кухни
Виктор Рыжаков в «Рыданиях» верен принципу, найденному им еще в «Кислороде» и «Июле»: он не подсовывает зрителю свою версию происходящего взамен авторской, он подчеркивает суть и ритм текста. Его режиссуру можно сравнить с японской кухней, где любая приправа добавляется только для того, чтобы усилить природный вкус продукта (в противовес китайской традиции, где смысл приправ – сбить едока с толку: чтобы цыпленка приняли за рыбу, свинью -- за корову и так далее). В нашем театре такая «японская кухня» на вес золота.
В «Рыданиях» Рыжаков работает, может быть, даже искуснее, чем раньше. Скажем, в авангардном «Июле» каждая реплика маньяка и людоеда, исполненная изысканной Полиной Агуреевой, шокировала контрастом формы и содержания. В «Рыданиях» этого контраста нет, слова обычны, но монолог каждой героини имеет тщательно простроенный ритм и мелодию. Для каждого Светлана Иванова находит особый тембр голоса: у бабки он куда ниже, чем у девчонки, интонации старухи как бы прикованы к земле, падают вниз. Девчонка, по ходу дела все быстрее машущая руками, похоже, вот-вот взлетит – бесконечные «блин» и «козел» нужны ей, как топливо для разгона. В интонациях матери нудная обстоятельность (где, как, почему уволили) помножена на нарастающее безумие. Начав медленно, она приходит к сумасшедшей скороговорке, которую обрывает «Реквием» Альбинони. Дальше говорить нельзя – можно только петь или кричать. В общем, если бы «Рыдания» в версии Рыжакова игрались по-польски, их можно было бы слушать, как музыку, и их горький смысл был бы так же ясен.
