Фестиваль NET (Новый европейский театр), проходящий при поддержке Фонда Михаила Прохорова и Райффайзенбанка, представил Москве один из самых радикальных европейских спектаклей -- «Оргию толерантности» Яна Фабра.
51-летнего бельгийца Фабра называют enfant terribleсовременного театра. Выпускник Королевской академии художеств Бельгии, художник, без работ которого не обходится ни одна крупная биеннале, автор шокирующих инсталляций (вроде освоения одного из залов Королевского дворца в Бельгии, на который ушло полмиллиона жуков-скарабеев), Фабр считает театр самым главным, все объединяющим искусством.
Профессионально театру он не учился, но свою первую труппу собрал еще в начале 80-х. Голые тела, живые лягушки, групповые совокупления, кровь, сперма, секс, насилие… Придумайте самую шокирующую сцену -- и я с уверенностью отвечу, что она была в спектаклях Фабра. Названия постановок говорят сами за себя: «Сила театрального безумия», «Я есть кровь», «Ангел смерти».
Пару лет назад для Зальцбургского фестиваля он поставил «Реквием по метаморфозам» -- рок-оперу, в которой сцена утопала в мириадах живых цветов. По ходу действия цветы начинали двигаться: из увитых ими траурных постаментов появлялись ожившие мертвецы -- спектакль был зловещим гиньолем о страхе смерти и о том, какие превращения ждут наши тела после конца. Сюрреалистические загробные персонажи, обнаженные девицы, пытавшиеся удавиться на собственных кишках, (их заменяли ленты сосисок) -- зрелище было не для слабонервных, но завораживало своей красотой.
Сумка «Луи Виттон» рожает от дивана
«Оргия толерантности», ставшая прошлым летом гвоздем Авиньонского фестиваля, -- это совсем иной Фабр. Фабр, жертвующий красотой картинки во имя содержания. Его грандиозный скетч состоит из множества новелл, каждая из которых доводит до абсурда страхи и пороки современного потребителя -- жителя единой Европы, у которого страсть к покупкам давно приравнялась к сексу.
Выражение «этот гребаный мир» автор «Оргии» реализует буквально: все персонажи и даже предметы в его спектакле бесконечно совокупляются. В прологе на практически пустой сцене устраивается чемпионат по мастурбации: четверо «спортсменов» удовлетворяют себя под строгим надзором «тренеров» в беретах и с винтовками.
«Ну, давай, ты можешь изменить мир! Ты должен…» -- настаивает тренер, тыкая в подопечного винтовкой, дуло которой украшает резиновый член. «Добро пожаловать на программу «Час власти», -- комментирует происходящее приятный женский голос.
Элегантная дамочка получает оргазм, дотрагиваясь до новой сумки «Луи Виттон». После скрещивает сумку с кожаным диваном «Честерфилд» (Фабр явно реализует давнюю мечту основоположников сюрреализма о союзе зонтика сo швейной машинкой), заставляя рожать золотые украшения.
Издатель глянцевого журнала ищет новую модель для фотосессии. Заметив обнаженного бородача в набедренной повязке, осведомляется, не болен ли тот свиным гриппом, и требует, чтобы ассистентка отобрала у него «эту штуковину из ИKEA», имея в виду деревянный крест, взваленный тому на плечи…
Чуткий инструктор проводит занятия по массажу денег («погладьте их, чтобы им хотелось к вам вернуться»), беременные участницы которого тут же усаживаются рожать над продуктовыми колясками. Изнуряюще правдоподобные стоны кончаются родами: в контейнеры падают консервные банки и конфеты M&M’s. «Это -- бельгийское», -- удовлетворенно комментирует одна из рожениц, выудив из себя бутылку газировки и сворачивая крышку…
F*ck you, эскимос!
Общественный (или, если хотите, антиобщественный) темперамент Фабра оказывается столь же безудержным, как и мастурбация в прологе. Забавных эпизодов в спектакле не перечесть. Вдобавок действие сопровождается сюрреалистическим текстом, из которого, например, следует, что самое модное в сегодняшнем мире -- человеческое сафари, трофеи которого (скажем, пакистанец с пулей меж глаз) служат лучшим украшением европейского дома.
Камня на камне не оставив от уклада современных буржуа, Фабр принимается и за собратьев по цеху -- достается и художникам-концептуалистам: «F*ck you, покажите хоть что-нибудь, чего не могут мои дети». И русскому зрителю: парочка хрипатых, выряженных клоунами бомжей называет себя «чистыми и хорошо организованными», а сидящих в зале -- «грязными таджиками».
А уж после актеры начинают безудержно поносить весь свет: русских и американцев, евреев и немцев, бельгийцев, детей, министров культуры, организаторов фестиваля NET -- «F*ck you, мы уже получили 15 отрицательных рецензий». И самого Яна Фабра: «F*uck you, Ян Фабр, я отдал тебе свое сердце, а получил только головную боль!». «F*ck you, эскимос -- мы же чуть не забыли про эскимосов!» -- добавляет в финале огромный толстый актер, пару минут назад ползавший по сцене с резиновым членом, привязанным вместо хвоста…
Страна победившего сюрреализма
Русские зрители реагируют на все эти провокации очень по-разному. Кто с нескрываемым подростковым восторгом, кто с еле сдерживаемым отвращением: голый член, просунутый между спиц вращающегося велосипедного колеса, вызывает ужас мужской части зала, а «продуктовые роды» -- отвращение женской.
Сам Ян Фабр в интервью приводит в пример «Корабль дураков» Босха, утверждая, что изображать сюрреалистическую изнанку окружающей действительности -- национальная фламандская традиция. Однако применительно к России вывод из всего этого напрашивается весьма грустный. Ортодоксального русского зрителя шокирует форма спектакля, но никак не его содержание. Для нас «Оргия толерантности» -- никакой не сюрреализм. Ведь в отличие от жителей единой Европы нам не обязательно отправляться в театр, чтобы услышать о гребаных чурках и грязных таджиках.
