Проект «Маска плюс», предваряющий в этом году основной конкурс фестиваля «Золотая маска», высадил в Москве целый десант прибалтийских театров. Лидируют эстонцы. Очередной хит программы – «Игроки» Таллинского театра кукол в постановке Евгения Ибрагимова. В нем живые актеры изображают нечистую силу, а куклы -- карточных шулеров. Спектакль сделан так искусно, что отличить людей от кукол порой невозможно.
По уставу «Золотой маски» в конкурсной программе национального театрального фестиваля могут участвовать только театры России. Прежде, когда Евгений Ибрагимов руководил абаканским театром «Сказка», редкий фестиваль обходился без его постановок. Теперь режиссер, прихватив с собой часть актеров, переехал в Таллин, и кукольные спектакли такого уровня в России больше не появляются.
Убежденный в том, что гоголевские «Игроки» прямо-таки предназначены для театра марионеток, Ибрагимов обращается к ним уже в третий раз: ставил их в Питере, и в Абакане, и вот теперь в Таллине. Знатоки утверждают, что нынешняя версия кардинально отличается от предыдущих.
О, дивная Аделаида
«Игроки» начинаются как обычный спектакль: на полутемной сцене появляются два актера. Тот, что повыше, с барской осанкой и в черном парике -- шулер Ихарев, а вьющийся вокруг него волчком, едва успевающий поправлять съехавший набок рыжий парик – трактирный слуга Алешка.
Парики, утрированные интонации и жесты выдают суть: Ихарев и Алешка хотят казаться не теми, кто они на самом деле. Оттого и становятся похожими на марионеток. Настолько, что зритель не сразу замечает, когда сидящего у зеркала живого Ихарева сменяет громадная кукла, сладострастно причмокивающая при виде крапленой колоды. Колоду Ихарев изготовил сам и даже, как сказано у Гоголя, дал ей имя – Аделаида Ивановна. Само собой, с появлением Аделаиды в трактире начинает твориться неладное: по углам то и дело мелькают дамские ручки в бархатных красных перчатках. Боксерская груша, у которой коротает время половой, так и норовит дать ему по башке. А когда Ихарев вспоминает, как Аделаида добыла ему на днях 80 тысяч чистыми, луч света выхватывает из темноты те же бархатные ручки, наигрывающие на скрипке что-то неизъяснимо нежное.
Поскольку персонажи «Игроков» именуют свое мошенничество высоким искусством, режиссер Евгений Ибрагимов и художник Павел Хубичка щедро наделяют их романтическими атрибутами. Кукла Швохнев в морском кителе и с рукой-крюком – ни дать ни взять, сказочный капитан Крюк. Крюк ловко отвинчивается, являя на свет то лупу для разглядывания крапленой колоды, то бутылку горячительного. Справа на сцене стоит дребезжащий рояль, под аккомпанемент которого падкие на прекрасное картежники хором «лялякают» «Времена года» Чайковского. Когда градус кукольной пирушки повысится, из стоящего перед роялем граммофона высунется чья-то голова, хрипящая арию Германа из «Пиковой дамы»...
Невидимый игрок
Остроумных деталей в этих «Игроках» хоть отбавляй. Разглядывать и разгадывать их -- одно удовольствие. Вдобавок режиссер виртуозно играет объемами: громадные куклы за столом вдруг оказываются совсем маленькими (кукловоды мгновенно подменяют марионеток). Сидя в зале, хочется ущипнуть себя за нос: а не привиделось ли? А то вдруг покажется, что сцена сама собою отъехала от зрителей. Или зрители, как на гигантских качелях, откачнулись от сцены.
Ибрагимов (размеренно читающий, кстати, русский текст -- спектакль идет на эстонском) дурачит публику не менее искусно, чем компания лихих шулеров водит за нос бывалого плута Ихарева. Все режиссерские находки работают на суть гоголевской пьесы: на всякого обманщика найдется свой, еще более ловкий. На всякого черта – свой, еще более страшный.
К финалу никак не могущий взять в толк, что его облапошили, Ихарев хватает за ворот Глова-младшего, собираясь тащить в полицию, но под мундиром куклы-гусара оказывается женская грудь, под белым паричком – черные кудри знойной брюнетки. «Ах, я тоже жертва обмана…» -- пищит недавний Глов.
Череда разоблачений достигает апогея, когда на сцене появляется недавний половой Алешка – не кукла, а живой актер. Но только теперь он в роскошной шубе, красных перчатках, а шутовски размалеванное лицо кривится в усмешке. Он привычно сгребает ставших маленькими обездвиженных игроков в возок кукольника и прямо-таки дьявольски хохоча увозит со сцены. Но тут из темноты сами собою возникают громадные, куда больше человеческих руки в красных перчатках и смыкают кольцо на его горле.
