Цикл концертов памяти патриарха Алексия II открылся в пятницу 49-й («Страстной») симфонией Гайдна и «Рождественской ораторией» епископа Венского Иллариона в исполнении Большого симфонического оркестра им. Чайковского под управлением Владимира Федосеева.
Произведение живого и здравствующего композитора, сыгранное наравне с Гайдном (и наряду с Бетховеном и Чайковским, чьи симфонии звучали 23 февраля, в день, когда Алексию II исполнилось бы 80 лет), -- само по себе редкость. Еще большая редкость -- возможность собрать для представления нового произведения такой внушительный состав исполнителей. «Рождественскую ораторию» епископа Венского Иллариона (Алфеева) под Большой симфонический оркестр им. Чайковского пели три хора: Третьяковской галереи, музыкального колледжа при консерватории и детская группа Хоровой академии.
Последним из наших композиторов, работавших с подобным размахом, был Георгий Свиридов. В конце жизни он написал тетрадь хоров a cappella на духовные тексты. Но и до того сочинял много хоровой музыки. Занимая пост главы Союза советских композиторов, Свиридов был при этом человеком верующим, в партию не вступал и всю жизнь воспевал Россию, как он говорил, «страну зимы, страну миноров».
В оратории епископа Иллариона Алфеева тоже довольно много миноров. Особенно в начале, что обосновано каноническим сюжетом: благовещение, бегство в Египет, рождество, поклонение волхвов, избиение младенцев, плач Рахили. В качестве композитора владыка Илларион совершил труд, мало отличимый от труда священника. Евангельские тексты ведут его ораторию наподобие поводыря. Оркестровые и хоровые фрагменты между речитативами выполняют функцию музыкальных иллюстраций. Иллюстрации, однако, блекловаты. Собственно музыкальная лексика священника лишена того, что могло бы выделить ее на фоне самых общих представлений о православной культуре, о русском церковном пении и об опыте западноевропейских композиторов, писавших для церкви. Сам владыка Илларион убежден, что изобрел новую форму, в которой ораториальный западноевропейский канон совмещен с православной интонацией. Но это, скорее всего, его персональное заблуждение.
На самом деле «Рождественская оратория» Алфеева -- сочинение подражательное и по форме, и по языку. Слова композитора о том, что его вдохновляла «Рождественская оратория» Баха, внушают уважение, но прежде всего как эффектный PR-ход. На серьезный диалог с великим автором великой «Рождественской оратории» епископ Илларион, обучавшийся композиции в музыкальной школе (класс В. Довганя), судя по всему, не претендует. Достаточно привести его слова о Бахе: «Баха можно назвать православным композитором в том смысле, что в течение всей своей жизни он учился правильно славить Бога: свои партитуры украшал надписями «Одному Богу слава», «Иисус, помоги».
Комментируя для Infox.ru сочетание открывавшей концерт «Страстной» симфонии Гайдна (пасхальной по смыслу) с рождественской тематикой своей оратории, епископ Венский допустил, что составителя программы Владимира Федосеева, возможно, привлек контраст мрачной музыки Гайдна и светлой, радостной музыки его «Рождественской оратории». В свою очередь маэстро Федосеев подчеркнул важную для него общность тем обоих произведений: «И то и другое посвящены Христу». А это в контексте мемориального концерта все же более символично, нежели дилетантское заимствование баховской идеи, третий век подряд делающей свое дело безо всякой православной интонации.
