В немецкую оперу пробрался русский олигарх. Ингеборга Дапкунайте провалилась. Валерий Гергиев, как всегда, на коне. Премьера на сцене концертного зала «Мариинский» «Ариадны на Наксосе» Рихарда Штрауса продолжила череду постановок semistage, в которых театр пытается заигрывать с широкими зрительскими массами.
Премьера «Ариадны на Наксосе» прошла аккурат в международный женский день при невероятном стечении народа. Выбор оперы оказался прицельно точным: в либретто Хуго фон Гофмансталя есть все, что любят женщины: любовь, предательство, одиночество, появление спасителя и happy end – счастливый союз внучки бога Гелиоса Ариадны и олимпийца Вакха, бога виноделия, вдохновения и экстаза.
Однако этим содержание оперы Штрауса отнюдь не исчерпывается. В развитие античной сюжетной линии нахально вторгается вторая, в прямом смысле «из другой оперы», а именно из комической оперы-buffa. Происходит смешение стилей, высокого и низкого; столкновение жанров, seria и buffa. Предваряет эту беззаконную смесь развернутый Пролог, в котором главным действующим лицом оказывается Композитор, хилый заумный очкарик, сочинивший серьезную оперу с трагическими героями по заказу неведомого вельможи. То есть изначально авторами заложен прием «театра в театре». Содержанием Пролога становятся склоки между актерами, предпремьерная горячка и лихорадочная суета костюмеров, гримеров, танцмейстера и учителя пения, на фоне которых звучат громкие стенания уязвленного в лучших чувствах Композитора, чье творение по капризу заказчика подвергается редукции и грубым переделкам, «снижающим» высокий этический пафос оригинала.
Специалист по Моцарту
Постановку «Ариадны» поручили Михаэлю Штурмингеру, австрийцу, с равным пылом занимающемуся режиссурой и литературным трудом. В год юбилея Моцарта он поставил на Зальцбургском фестивале целых три оперы: «Похищение из сераля», «Так поступают все» и «Сон Сципиона». Но большая известность пришла после скандального спектакля «Я ненавижу Моцарта» в Театре ан дер Вин в том же юбилейном 2006 году. В Петербурге его узнали после постановки в 2009 году «Идоменея» Моцарта на сцене Мариинского театра. Действие было перенесено из древности в наши дни, античные войны преобразились в локальные конфликты на Балканах, а пустынный берег Крита – в северное море, сотрясающее причал современного морского порта. Спектакль вышел вполне цивильный, внятный и предсказуемый по видеоряду – эдакая среднестатистическая европейская продукция. «Идоменей» в Питере особых восторгов не вызвал и долго на сцене не продержался. Прошлым летом, на фестивале «Звезды белых ночей» Штурмингер представил «Адскую комедию», свою пьесу с участием Джона Малковича.
На сей раз Штурмингер привез с собой тех же художников-постановщиков, что работали с ним в «Идоменее» -- Ренате Мартин и Андреаса Донхаузера. К австрийской постановочной бригаде присоединились дирижер Кристиан Кнапп (он вел репетиционную работу), художник по свету Франк Соботта и литературный консультант Дерек Вебер.
В вечер премьеры за дирижерский пульт встал Валерий Гергиев. И это было правильно. Гергиев любит музыку Штрауса, быть может, не так страстно, как Вагнера, но все-таки… Спектакль сразу обрел живость и какую-то внутреннюю обоснованность: голоса инструментов звучали объемно. Возможно, иногда излишне резко, во всяком случае, для Штрауса. Но абсолютно адекватно как по темпу, так и по конструктивной логике исполнения. Партитура-то знакомая. Лет семь назад «Ариадну» уже ставил на большой сцене француз Шарль Рубо. Вообще, присутствие Штрауса в репертуаре театра становится все весомее: дважды – в 1995 и 1999 годах – поставлена «Саломея», единожды – «Электра» и «Женщина без тени». Если еще поставят «Арабеллу» и восхитительного «Кавалера роз», то афиша Мариинского театра сравнится с ведущими немецкими оперными домами.
Музыкальное эссе
Конечно, звучание музыки Штрауса в Мариинском театре не сравнить с аутентичным, восхитительно пышным, «оттеночным» оркестром, который Кент Нагано культивирует в Баварской опере в Мюнхене, на родине Штрауса. Гергиев играет Штрауса примерно так же, как Вагнера, с «длинным дыханием», с позиции силы, целеустремленно и напористо, всячески подчеркивая экспрессию и витальную силу музыки. Между тем, Штраус гораздо камернее и изысканней Вагнера. Это очаровательный бидермайер без вагнеровских высот и зияющих пропастей, гораздо более домашний и понятный немецкому бюргеру. Штраус не претендует на всеобщность, на объяснение меры всех вещей. Его интересы лежат в сфере обыденного и эстетического. «Ариадна», в сущности, музыкальное эссе на тему «что есть искусство»: развлечение или миссия, духовный прорыв или кривляние лицедеев.
По сюжету действие происходит во дворце венского вельможи. Но здесь зачем-то упоминается некий олигарх с Рублевки, Олег Олегович. Пели то по-русски, то по-немецки, в зависимости от того, преобладали в сцене буффонные герои или трагические. Предполагалось, что спектакль предназначен для семейного просмотра. Ранее в этом же зале были поставлены в русском переводе «Волшебная флейта» и «Свадьба Фигаро» Моцарта.
В центре сцены возвышалась четырехуровневая пирамидальная конструкция: обзор в концертном зале круговой, как в цирке, так что постановщикам приходится решать специфические пространственные задачи. В финале божественные возлюбленные торжественно взошли на пьедестал и застыли там, как кукольные фигурки на свадебном торте. По четырем углам расположились пары: Наяда, Дриада, Эхо и Цербинетта поладили со Скарамушем, Арлекином, Бригеллой и Композитором.
Кулис в зале нет, сцена максимально приближена к партеру, так что спрятаться негде, виден каждый жест, каждая складка платья. Платья были нарядные: героинь оперы seria нарядили в кринолины. Шуршали пышные цветастые юбки, бликовала парча, в свете софитов сверкали стразы в белоснежных одеждах Ариадны.
Режиссура Штурмингера проявлялась минимально: никаких следов внятной концепции, все просто, как мычание. Девушки составлялись в грациозные композиции, переплетая руки и изгибая талии. Комики врывались на сцену с шумным гиканьем и сразу же начинали пожирать бургеры и дрыгать ногами, изображая безбашенную отвязную молодежь, шокируя надменную примадонну (будущую Ариадну) вульгарными манерами.
Женское трио в интерьере
Опера держится на трех женских партиях, точнее – на трех певицах. Одна из важнейших партий – Композитора – травестийная, написана для меццо. Здесь требуется экстремальный вокал: партия почти все время идет в верхней тесситуре и эмоционально перенасыщена. Она колеблется в диапазоне от депрессии до экзальтации. Поэтому так важно найти градации по динамике, чтобы петь не только на крике и истерике.
Исполнительнице партии Композитора это, увы, не вполне удалось. Мария Макарова (дочь известной актрисы) старалась, выкладывалась полностью. Однако рисунок роли оказался беден, и это, скорее, вина режиссера. Однообразная жестикуляция, малопонятные метания по сцене, монотонные крики, форсирование звука без отчетливо выраженной звуковысотности в конце концов утомили.
К слову, западные певцы и оркестры умудряются исполнять Штрауса так, что со спектакля выходишь окрыленный. В помине нет свинцовой усталости, которая наваливается после прослушивания спектаклей Мариинского театра. Немецкая школа учит пению естественному, как дыхание, как разговорная речь. Там поют и существуют на сцене непринужденно. Форсаж, аффектированная подача звука, выпячивание эмоций, нарочитость актерской игры считаются моветоном.
Выигрышную колоратурную партию Цербинетты поручили Ольге Пудовой, выпускнице Академии молодых певцов при театре. Певица сорвала самые шумные овации. Но и роль у нее -- очень благодарная. Образ Цербинетты, лукавой ветреной кокетки, чуть что, заливающейся каскадом вокальных фиоритур, удачно оттеняется образом скорбной покинутой Ариадны (Анна Маркарова), застывшей в печали, как памятник самой себе. Пудова, с ее звонким, сильным и подвижным голосом, заслужила симпатии публики с первого же выхода. Темперамента ей не занимать, хоть она явно перебарщивала с наигранным задором.
Анна Маркарова -- Ариадна, обладательница густого, плотного и богатого меццо, звучала лучше, чем выглядела. В тяжелом платье с длинным шлейфом ей было трудно двигаться. Она то и дело путалась в подоле и компенсировала статичность образа вполне культурным, не лишенным выразительности пением. Ее партнер – Сергей Скороходов – в вечер премьеры был в ударе. Убедительно с красивым звуком спел партию Вакха. Три девушки – Анастасия Калагина, Анна Кикнадзе и Элеонора Виндау (Наяда, Дриада и Эхо) переплетали голоса в затейливой звукописи ансамблей, а уж выглядели, как говорится, «на миллион долларов».
Легкость в мыслях
В Прологе задействован еще один немаловажный персонаж, Мажордом. Правда, роль его чисто разговорная. Для пущего ажиотажа на роль пригласили Ингеборгу Дапкунайте. Сразу же выяснилось, что на оперной территории актриса чувствует себя крайне неуютно. Дапкунайте, из-за которой в театр, вероятно, пришла добрая половина зала, была неубедительна, неловка и попросту неуместна. Казалось, у нее язык заплетался при произнесении самых простых слов. Голос странного тембра то и дело срывался на визгливые интонации, попытки изображать высокомерие и бонтонные манеры вышколенного секретаря русского олигарха потерпели полный крах. Самого Олега Олеговича видно не было. В результате единственная придумка Штурмингера и литконсультанта Дерека Вебера окончательно теряла всякий смысл.
Очередную премьеру оперы Штрауса бесспорной победой Мариинского театра никак не назовешь, особенно по части режиссуры. Отсутствие идей, концепции, хоть какого-то авторского взгляда на Штрауса, на его оперу, нафаршированную культурными аллюзиями (моцартианство, австрийский «серебряный век», игры с классицизмом, бесчисленные псевдоцитаты, вплоть до подражания немецкому сентиментализму) большой минус и невосполнимая потеря. Теоретически эта опера должна провоцировать постановщика на исследования, философские выкладки о предназначении искусства, природе жанровости, о времени и вечности, наконец. «Ариадна» -- одна из самых глубоких опер Штрауса. Здесь можно избирать любой поворот темы, сюжета. Однако Михаэль Штурмингер оказался выше всяческих «прочтений»: «Легкость необыкновенная в мыслях», -- кажется, это как раз про него.
