Тушенка вместо цветов. Трагизм без сантиментов. И детство, победившее смерть. Вышли две части неоконченной трилогии Василия Аксенова «Дети ленд-лиза».
Часто человек к концу жизни мыслями возвращается к ее началу. События детства встают перед глазами яркой картинкой, более выпуклой и живой, чем вчерашний день. Неоконченный автобиографический роман Василия Аксенова переносит нас на Великую Отечественную, которая пришлась, по его выражению, на «мои младоватые годы». Детские воспоминания ожидаемо полны драматизма. Казалось бы, благодатная почва для романиста, но всю свою жизнь писатель, несмотря на многочисленные просьбы, отказывался приступить к мемуарам, словно приберегал свое «начало» напоследок.
Роман по замыслу должен был состоять из трех частей – детство, юность и зрелость героя. Но полностью написана лишь первая часть, окончить вторую и написать третью Василий Аксенов не успел.
Ленд-лиз для военного поколения сравним с манной небесной. Американские поставки продовольствия спасли миллионы советских детей от истощения и рахита, и в зрелом уже возрасте Аксенов уезжает в Америку, словно возвращая ей с благодарностью часть «данной в рассрочку жизни». Роман пропитан духом времени с характерным сленгом подворотен, ухмылками шпаны, продовольственными карточками и голодными мальчишками на улицах: «Друзья, друзья, купите папиросы, подходи пехота и матросы…».
Человеку сложно избежать самолюбования и жалости к самому себе, но Аксенов смотрит на своего героя, маленького Аксю-Ваксю, настолько беспристрастным взглядом, насколько это возможно, и умудряется описывать самые трагические события, такие как арест и ссылка родителей, детский дом и голод без всяких сантиментов. Но почему-то время от времени все равно невольно перехватывает горло, и буквы перед глазами теряют четкость.
Сквозь строчки об ужасах войны просачивается, как ни парадоксально, невероятное счастье. Суп, состоящий из воды и редких кусков разваренной капусты, кажется наивкуснейшим. Засунув в рот кристалл глюкозы, Акся-Вакся «страдает от невыносимого блаженства», и в восторге накручивает ручку патефона: «Ах, Андрюша, нам ли жить в печали? Играй, гармонь, играй на все лады!» Смерть рядом, она везде, голос Левитана сообщает о потерях на фронте, но жажда жизни и любви берут вверх. Скрип панцирных сеток под истосковавшимися тетей и дядей разносится на всю коммунальную квартиру. Двадцатилетние старлеи преподносят подругам тушенку вместо цветов. А «костыльное общество ухажеров, щеголяющее в палатных халатах и кальсонах» увлекает девушек в дальние аллеи парка, тогда как «славная пионерия» беззастенчиво подглядывает за их любовными утехами. Но они многое еще не понимают эти мальчики, вынужденные так рано повзрослеть:
«А что Князев? – спросила Ревекка. – Жив?
- Расстрелян, - коротко ответила Наталья.
Мальчишки уставились друг на друга, и Димка прошептал не без некоторой гордости: «Это про моего папу».
Реалистичный стиль характерен для Аксенова. Прерывистый ход времени в книге, с возвратами и забеганиями вперед, подобен тому, как воспоминания кружат в голове. Поражает, что плодовитый писатель, не истощился и по-прежнему богат свежими словами. «Гитаренция», «бутыльмент», «кругоерак» и многое другое не вымучены, а родились легко, и артистично вплетены в текст.
Во второй части романа, описывающей юность героя, речь Аксенова сбивается и становится сумбурной. Рваное, скачущее повествование уже не работает на сюжет, а наоборот быстро утомляет. Может, по какой-то своей внутренней справедливости вторая часть Аксеновым была только начата, а третьей нет вовсе. Может, именно детство было той необходимой, возвратной точкой, которую писатель ставит в конце своей жизни. Один из персонажей романа передвигается на цыпочках, чтобы «сэкономить» подошвы с гербами Британской империи. А тем временем сам писатель Аксенов загребает жизнь всей пятерней и смеется во весь рот, он выше горестей, он жив, он продолжает жить на родной улице Карла Маркса.
