В течение трех вечеров в Большом зале Консерватории будет звучать позднеромантическая музыка: Малер, Брукнер, Штраус. Три главных московских оркестра -- Большой симфонический им. П. И. Чайковского, Российский национальный и оркестр Большого театра -- не сговариваясь подготовили свои программы о любви и смерти.
Малер и Федосеев
Программа Большого симфонического оркестра не оставляет никаких сюрпризов относительно темы концерта: «Вступление» и «Смерть Изольды» из оперы Вагнера «Тристан и Изольда», вслед за которой – «Песнь о земле» Густава Малера. Естественно, речь о любви и смерти. Идеальная греза Вагнера, «не знакомого со счастьем любви», -- это в порядке преамбулы. На главное же -- невероятной силы малеровское произведение. После смерти маленькой дочки в 1907 году композитор спасался китайской поэзией (переводной сборник древних текстов назывался «Китайская флейта») -- так получилась «Песнь о Земле».
В шести частях «Песни» Малер изливает душу чужими словами и посредством собственной музыки. Побоявшись дать симфонии девятый порядковый номер (роковой для Бетховена и Брукнера), Малер по сути отыгрывал у судьбы утрату дочери. Не вышло. В сочинении с его постоянно отодвигаемым финалом это как будто угадывается.
Для Федосеева Малер – не просто «конек», а эквивалент некоего условного образа вечности. В не всегда удачно смешанных симфонических красках Малера дирижер-мудрец научился отыскивать прозрачность, а в зыбких формах -- устойчивость. Ах, как звучала у Федосеева Вторая симфония Малера («Воскресение»), которая вся о неделимости жизненного и смертного пути, будто освещенного подсказкой: не так все страшно. Федосеевский дар утешения сопровождается позитивизмом, благодаря которому дребезги разбитого мира, как по мановению, заново собраны в гармоничное целое. И у Малера это чувствуется особо.
Солистами выступят совсем молодые певцы. Немецкий тенор Хауке Мёллер – выпускник Высшей школы музыки в Любеке с внушительным послужным списком от Тамино в «Волшебной флейте» Моцарта до совсем свежих записей на лейбле Berlin-Classic («Аптекарь» Гайдна, «Романтические квартеты и поэмы» с музыкой Брамса, Шумана, Хофмана). И швейцарское меццо Михаэла Зелингер – ученица небезызвестного у нас Роберта Холла, спевшая ряд оперных партий (от Моцарта и Россини до Рихарда Штрауса) в театрах Цюриха, Берна и Эссена.
13 апреля, Большой зал Консерватории
Плетнев и Брукнер
От Михаила Плетнева ожидают очередного «обыкновенного чуда». Руководитель Российского национального оркестра выносит на публику произведения вроде бы всем знакомые, но в его исполнении каким-то образом возвращающиеся к статусу премьер. После зимней скандинавской программы со сногсшибательным Сибелиусом и его современниками, в Москве нас ждет брукнеровская программа: Шестая симфония и Te Deum.
В хоровом опусе Антона Брукнера партнерами плетневцев будут хор Академии хорового искусства и четверо солистов -- сопрано Динара Алиева, меццо Татьяна Липовенко, тенор Георгий Васильев и бас Николай Диденко. Выбор опуса, созданного Брукнером на смерть его кумира – Вагнера (Te Deum), рифмуется некоторым образом с Пасхальным фестивалем плетневского коллеги – Гергиева. Зато Шестая симфония того же автора не рифмуется ни с чем, кроме разве что плетневской любознательности. А может, намекает на его готовность приступить к постепенному освоению очень немаленького наследия смиренного сан-флорианского органиста из города Линца.
Интересно, что у Плетнева получится. В тяжелой воде брукнеровского симфонизма много подводных камней. Вряд ли Плетневу окажутся близкими сугубо немецкие интерпретации вроде тех, что подытожил в свое время сэр Георг Шолти: массив духовых у него взмыливает едва ли не на третьей секунде сочинения с экспрессией, в которой непонятно как удерживаться дальше. Более легкая и подвижная «Шестая» у Рафаэля Кубелика, пожалуй, ближе современному слуху. Впрочем, плетневское слышание массивной формы обычно бывает настолько непредсказуемым, что играть на тотализаторе в пользу того или иного предположения заведомо не стоит. Ясно, что Брукнер у Плетнева будет плетневским.
Никаких записей Брукнера Российский национальный оркестр пока не планирует и гастрольных форсмажоров с этой «новинкой» в ближайшем будущем не ожидает. Есть, правда, маленькая догадка. Завтра – 53-й день рождения Михаила Плетнева. Возможно, дирижер просто готовит себе серьезный подарок.
14 апреля, Большой зал Консерватории
Рождественский и Штраус
Кроме «Домашней» симфонии Штрауса, на концерте оркестра Большого театра с Геннадием Рождественским прозвучат Скрипичный концерт Эдуарда Элгара и увертюра из малоизвестной вагнеровской оперы «Запрет любви». То, что маэстро, когда-то осерчавший на Большой, вновь выйдет за пульт его оркестра, не может не радовать. Однако не торопитесь видеть в этом один лишь намек на семейное примирение коллектива с бывшим главдиром. В московском метро, например, концерт анонсируют как «династический». В Элгаре и впрямь солирует скрипач Александр Рождественский. Значит, в говорящих названиях -- «Запрет любви» и «Домашняя» -- правильнее искать комментарий к отношениям куда более родственным и близким.
Собственно, ровно таковыми вдохновлялся в свое время и Рихард Штраус, чью «Домашнюю» симфонию (1903 г.) некоторые до сих пор считают «снижением» позиций высокого австро-немецкого симфонизма. Что спорно. Мажор, быстрые темпы, мелко булькающие соло духовушек и устойчивый привкус счастья не снижают, а скорее уж возвышают непокой постромантической эпохи, привыкшей во всем видеть только плохое. Тем более что написана «Домашняя» симфония во славу семейной жизни, которая Рихарду Штраусу, как ни крути, удалась. О чем говорит хотя бы то, что, завершив музыкой «Домашней» большой (15 лет) симфонический этап биографии, он благополучно приступит к написанию опер. В чем, заметьте, никто из семьи композитора ему не помешал.
18 апреля, Большой зал Консерватории
