Выставка «Заветные сказки», открывшаяся в галерее Popoffart, одновременно похожа и на музей ДПИ, и на некий спектакль. Драматургия, а скорее комедиография, от видного исследователя фольклора Александра Николаевича Афанасьева. Исполнители -- современные мастера лаковой миниатюры Палеха, а худрук проекта -- известный соц-артист Ростислав Лебедев. По его сказочно-фривольным эскизам палешане и расписали фирменные шкатулки. Сам же вернисаж сопровождался своеобразным радиоспектаклем с фонограммой чтения «заповедных сказок».
Особенности национального раблезианства
Говоря советским казенным языком, есть такое мнение, что отечественное современное искусство не имеет корней, то есть оно беспочвенно. Это мнение и пытается в очередной раз опровергнуть Ростислав Лебедев, один из участников самого радикального направления нонконформистского искусства -- соц-арта. В прежние времена вместе с коллегами по андерграунду Орловым, Соковым, Косолаповым, Приговым и, конечно, дуэтом Комара и Меламеда он эту почву находил буквально под ногами: за урожаями советских идеологически штампов, агитпроповской продукцией и прочими проявлениями «административного восторга» в иные годы было даже трудно поспеть. А художественно обмолачивали все это соц-артисты с помощью своих инсталляций и арт-объектов, сверяясь с книгой Михаила Бахтина о Рабле и народной смеховой культуре, но главное, просто полагаясь на здравый смысл, то бишь на остроумие.
Когда прежняя идеология приказала долго жить, думалось, что и почва ушла из-под ног соц-артистов. Ан нет, под верхним слоем советской благоглупости обнаружились куда как более глубокие залежи скудоумия и ханжеского цензурирования. Одной из жертв этого превратно понятого благочестия стал сборник видного этнографа и исследователя фольклора А. Н. Афанасьева «Русские заветные сказки». Запрещенный цензурой, впервые он был издан в Женеве в 1872 году, а в полной мере стал доступен читателям лишь с началом перестройки. Хотя язык заветных сказок, пользуясь выражением Алексея Толстого, родственен «московской матерной скороговорке», эти байки все же не из разряда порнографии и место им на одной полке с Боккаччо, Чосером, Рабле и Парни. Поскольку смысл их не в скабрезности, а в забористой соленой сатире на нравы, в том самом раблезианстве, которое у нас застряло на полпути от народного творчества к высокой литературе. Как и в немецких шванках или французских фаблио, в русских заповедных сказках ловкий мужичок обводит вокруг пальца разного рода скряг и глупцов, глумится над барами и над святошами, пользуясь щедро отпущенными ему природой физиологическими способностями.
Палех из секс-шопа
Найдя в отечественном культурном наследии близкую по духу драматургию, Ростислав Лебедев инсценировал ее также посредством народного творчества, то есть палехских лаков. По иронии культурной судьбы, искусство Палеха в отличие от устного фольклора все это время опускалось все ниже и ниже. Известный в прошлом иконописный промысел к XX веку разменял свою духовность на душевность и в конечном счете превратился в фабрику сувенирной продукции в стиле а-ля рюс, до бесконечности воспроизводившей былинных богатырей, залихватские тройки и пасторальных пейзан. Заказ советского агитпропа довершил падение Палеха в маньеристический соцреализм, о чем между строк проговорился даже такой известный энтузиаст народного творчества, как искусствовед Анатолий Бакушинский: «В этой странной оправе природного и архитектурного пейзажа видим современную крестьянскую избу, сельсовет, превращенный в сказочный терем, силосную башню…»
Видимо, Ростислав Лебедев вовремя подоспел со своим выставочным проектом, дав палешанам работу и тем самым вернув их на грешную землю из провалов в сувенирную сусальную былинщину и залаченный соцреализм. Правда, есть опасение, что сегодняшний приобретатель соц-артистского «палеха» поставит эти лаковые шкатулки на одну полку с предметами из секс-шопа. Но это уже грех не художника.
