Для душного московского лета сюрреалистические картинки художника из Черногории Войо Станича – самый подходящий освежающий дивертисмент. Впрочем, его выставку «Нежная логика легкого абсурда», которая открылась в ГМИИ им. Пушкина, у нас можно показывать в любое время года. Уж больно эта логика и эта легкость близки нам.
В 1924 году в Париже родился сюрреализм. Его повитухой, как известно, был Андре Бретон, написавший первый манифест движения. И в том же году в Подгорице, что в Черногории, появился на свет Воислав (Войо) Станич. Понятно, что совпадение дат -- случайность. Однако совпадения и даты играют не последнюю роль в жизни Станича. Так, спустя десятилетия его соседом по улице оказался кинорежиссер Эмир Кустурица, который стал рьяным коллекционером и популяризатором творчества мастера. Да к тому же еще и его благорасположенным арт-критиком, написавшим статью в каталог лондонской выставки и снявшим о художнике фильм.
Время создания первого опуса зафиксировано у Станича с маниакальной точностью: 1954 год, 3 декабря, 16 часов 30 минут. Возможно, этот исторический момент мэтр увековечил спустя тридцать лет в своем автопортрете «Студия»: он изобразил себя в шапке-ушанке перед пустым мольбертом на фоне окна, за которым – ночь, снег и унылые типовые пятиэтажки. Если присмотреться, то это очень похоже на картины наших «левых» художников того же времени Натальи Нестеровой и Татьяны Назаренко.
И если для наших «левых» советская либеральная критика подобрала мягкий эвфемизм «карнавальность», то для Станича и подбирать ничего было не нужно (разве что «бархатный сюрреалист», как его иногда называют). В Югославии, куда входила и Черногория, к различным модернизмам относились терпимо, да и выезд из страны был относительно свободным. Станич, хотя и прошел класс скульпторы в белградской Академии искусств, живописи учился непосредственно в музеях и галереях Франции и Италии. Насмотревшись Дюрера, Брейгеля, великих венецианцев и набравшись опыта у Магритта, Дали и Де Кирико, он определил для себя некое срединное место между старыми мастерами и современным искусством, точнее, сюрреализмом.
Видимо, эта его утопия (то есть место, которого нет) и возникла в том самом 1954 году, декабрьским днем, в полпятого. Улочки и площади этого местечка своей архитектурой похожи на итальянские города. А еще точнее – на ведуты знаменитого метафизика (течения, родственного сюрреализму) Джорджо Де Кирико. Что не удивительно: Италия рядом, да и средиземноморская культура для черногорцев своя. Однако если пустынные городские пейзажи Де Кирико словно опущены в гробовую тишину, то из местечек Станича, кажется, постоянно доносятся какие-то смешки, хихиканья, кряхтения, бульканье, бормотания и посапывания. В утопии черногорца нет ни тени бретоновского «черного» юмора. Там отдыхают на солнышке у моря, каждый как может: одни ловят ветер сачком или плюют с моста, другие – прогуливают рыб на поводке, дразнят кошек или запускают муху наперегонки с реактивным самолетом. У одних «курортников», вероятно, от теплового удара (или еще с чего?) возникают галлюцинации – назойливые нудистки, у других последствия тяжелее -- шахматные фигуры начинают бегать по доске. Если еще сюда прибавить ведьм, несущихся по небу в лодке-скорлупе, становится понятно, отчего святого Антония трудно найти на одноименной картине – он просто уплывает на шлюпке из страны, мягко говоря, чудаков.
Будучи гидом в этом «Станичлэнде», экскурсоводом по его «полям чудес», художник и не думает читать мораль, а просто травит сюрреалистические байки, конечно же, с балканским выговором и снисходительно поглядывает на солнцепек всегдашней человеческой глупости и нелепости. Тем, кто не верит в существование этой страны, нужно обратиться к Эмиру Кустурице. Тот покажет им свои фильмы.
