В Хлебном корпусе музея-заповедника «Царицыно» открылась выставка самодельных фотографий и коллекционных кунстштюков суетливого прихлебателя муз и похабника международного калибра Гюнтера Закса.
Прямо над Заксом, на третьем этаже Хлебного корпуса -- выставка икон. Там на здоровенной доске с комиксами из жизни Николы Чудотворца есть картинка, которая называется «Исцеление трех дев от блуда». На ней святой выгоняет из-под балдахина трех обнаженных девиц, а мужик-соблазнитель, оставшийся на ложе, прикрывается от гнева святого руками. Укрепившись духом и поправившись здравым смыслом от святых реликвий, спускаемся этажом ниже, полагая найти там виды множества неисцеленных от блуда дев. Однако все оказалось гораздо целомудреннее, чем можно было предположить. Все потому, что Гюнтер Закс не умеет снимать обнаженных девиц. Они у него выглядят как неудобная дизайнерская мебель. И так же, по-видимому, используются -- радуют глаз изысканностью формы и не обременяют разум смыслом.
И все-таки кое-что у Гюнтера Закса в искусстве получилось, судя по его выставке. Любая выставка -- автопортрет автора. И потому на ретроспективе Гюнтера Закса наиболее ярким и эффектным персонажем выглядит, разумеется, он сам -- холеный деньгоемкий альфа-самец в окружении преимущественно белобрысых красавиц. Но сгодятся любой масти: красные, вороные, пегие -- главное, чтобы были голые, ибо нагота -- всеобщий уравнитель, почище револьвера Кольта.
В сущности, все голые бабы одинаковые, потому не обязательно фотографировать их всех, а можно снимать какую-нибудь одну и размножать ее компьютерным образом. К пониманию этой несложной мысли фотограф-любитель и баловень судьбы Гюнтер Закс пришел не сразу. И даже к старости сформулировал что-то вроде манифеста «про эстетику». Дескать, внешняя красота -- вот что его единственно интересует, а нерожавшая голая баба с длинными ногами и плоским животом -- очевидно, квинтэссенция таковой красоты.
Да и кто бы спорил об эстетике с человеком, который готов подкрепить свои аргументы неограниченным бюджетом своих художественных занятий. Во всяком случае, не тяготеющие к капиталу художники. Они -- будущие звезды первой величины в современном искусстве, подобно мухам, облепливали финансово доминирующую звезду фотографии, радостно творили для нее интерьеры частных апартаментов, делали мебель и украшали декоративной мазней стены его домов и квартир.
Сначала он подходил к делу искусства с количественной, так сказать, стороны, копил опыт, составлял коллекцию и, судя по всему, без особого разбора расширял круг общения в интернациональной богемной среде. Так, он, с одной стороны, дружил с ярким и недолговечным Ивом Кляйном и, следуя его линии, фиксировал на пленку, как струи фирменного синего разбиваются о нагие тела моделей. С другой, устраивал тогда еще молодому, но цепкому Уорхолу выставки в Европе. И самого себя, Гюнтера Закса, попутно тоже не забывал, выполняя целые серии «в стиле» Энди Уорхола.
Для полноты картины добавим, что моделей своих он тоже находил не на тротуаре в Сен-Тропе и в кого попало объективом не тыкал. Показателен в этом смысле опыт Закса-кинодокументалиста. Трудно сказать, за какие откровения его короткая лента «Жирафы Сен-Тропе» получила свои награды, но немудреная идеология и простоватый «творческий метод» автора раскрываются в ней со всей полнотой: золотая молодежь, веселящаяся на французской Ривьере, одинаково красиво танцует с учителем-негром бразильские танцы, гоняет на катере вдоль побережья, курит с битниками шмаль в подвалах, плюется друг другу в рожи вишневыми косточками и гуляет по узким романтическим улочкам.
Эти красивые, счастливые и богатые молодые люди всегда рядом. Они добры и, по-своему, бескорыстны. Они танцуют, позируют и ликуют, преисполненные юности и жизни. Грязь мира сего не замарает их дизайнерских одежд, а скорбь не замутит бесстрастной красоты лица. Самый яркий образ фильма: морской катер с полуголыми красотками мчится вдоль нудистского пляжа. Голые мужики на скалах вяло таращатся на пиршество плоти, несущееся мимо них в Монте-Карло. Где им тягаться с Гюнтером Заксом...
